Вторая часть интервью Ричарда Шехнера с Моше Фельденкрайзом из книги «Воплощенная мудрость» (Embodied Wisdom).
Эвтония
Фельденкрайз: Большинство людей не осознает те напряжения, которые они имеют в мышцах глаз, рта, ног, живота. Эти напряжения вредны главным образом потому, что полнота самореализации зависит от их наличия.
Шехнер: Другими словами, для того, чтобы действительно сконцентрироваться, мы должны уменьшить напряжение. Не соотносится ли это с некоторыми теориями Станиславского о релаксации; о том, что для того, чтобы сконцентрироваться человек должен знать, как расслабиться?
Фельденкрайз: Не просто расслабиться, потому что если вы по-настоящему расслабитесь, вы не сможете ничего сделать! Должным образом расслабленный человек имеет сложности с тем, чтобы заставить свои конечности двигаться. То, что нам нужно, это эвтония (эйтония, эутония), которая означает не отсутствие напряжения, а направленное и контролируемое напряжение без лишних усилий. Это не вялость, а мышечное напряжение в размере, не более чем необходимо для движения в условиях силы тяжести.
Шехнер: Как вы учите такому идеальному балансу?
Фельденкрайз: У нас неисчерпаемое количество техник. Во-первых, очень маленькие движения. Если вы ляжете и попробуете поднять голову, скажем, на одну сотую сантиметра, и затем снова опустить ее, и сделаете это быстро тридцать или сорок раз, а затем остановитесь, вы обнаружите невероятно повышенное осознавание того, что происходит в этом отделе.
Или встаньте на пол, затем поднимите ваши пятки и дайте вашему телу свободно упасть вниз. Пятьдесят подобных маленьких движений, и вы внезапно обнаружите отклонения в том положении, когда вы просто стояли. Попробуйте, сделайте так. А теперь пройдитесь. Что вы чувствуете?
Шехнер: Очень странно. Намного легче.
Фельденкрайз: У некоторых людей одна нога короче, чем другая, и они не обнаруживают этого факта до тех пор, пока не сделают подобные движения. Затем они неожиданно открывают, какая из ног у них короче и что они могут с этим сделать.
Если вы прижмете и напряжете свой позвоночник примерно на 30 секунд, а затем расслабите его, вы увидите большие изменения в вашей осанке, чем за месяц тренировок. Это достигается за счет изменения взаимодействия между мышцами по всей длине позвоночника.
Шехнер: В конце концов вы научитесь тому, как выполнять эти вещи без физического стимула?
Фельденкрайз: Да, вы можете восстановить ту же самую организацию себя, ничего не делая.
Шехнер: Представьте, что актер учится развивать свое сознание, свое ощущение образа себя. Среди актеров существует мнение, что если они потеряют спонтанность, это уже будет не искусство.
Фельденкрайз: Если взглянуть на это должным образом, тогда то, что мы подразумеваем под спонтанностью, означает быть идиотом. Каким образом актер может быть спонтанным?
Шехнер: Ну, они хотят сохранять иллюзию «первого раза». Они хотят чувствовать то, что они называют свободой.
Фельденкрайз: Но они не имеют свободы в действии, если они не осознают того, что делают. А те актеры, которые заявляют, что делают свободно, дают ужасное представление в один день и прекрасное в другой.
Шехнер: Знакомы ли вы с работой Ли Страсберга?
Фельденкрайз: Да.
Шехнер: Насколько хорошо?
Фельденкрайз: Страсберг хотел, чтобы я преподавал. Он сказал, что откроет школу актерского мастерства в Израиле, если бы я хотел преподавать там. Я пришел в студию Actors Studio, и он представил меня всем людям в ней, мы очень мило побеседовали.
Шехнер: Как давно это было?
Фельденкрайз: Четыре года назад.
Шехнер: Из этого ничего не вышло?
Фельденкрайз: Ничего.
Шехнер: Но, безусловно, та работа, которой он занимается в Студии противоречит тому, что делаете вы.
Фельденкрайз: Я видел его работу в студии множество раз. Мне понравилось. Я не считаю ее идеальной с моей точки зрения, но метод Страсберга заинтересовал меня.
Ли Страсберг (1901 — 1982) был одним из разработчиков «Метода актерской игры» и основал студию Actors Studio в Нью-Йорке, престижную и влиятельную школу актерского мастерства. Используя данный метод актеры опираются на свои эмоции и воспоминания для создания образа.
Шехнер: Он не создал, по крайней мере в Соединенных Штатах, заслуживающего доверия стиля актерской игры. Актер может хорошо играть в один вечер и очень плохо в другой. Меня удивляет, что вам понравился Страсберг, потому что он работал над уменьшением влияния сознания, а не на его расширение.
Фельденкрайз: Я необычный человек. Мне нравится его работа, но это не значит, что я с ней согласен. В его технике есть недостатки, и я считаю, что если бы он исправил ее в соответствии с моей точкой зрения, то добился бы лучших результатов. Вы видите, что у него ограниченные требования к актеру. Но если актер хорошо натренирован, осознает свое тело, свой рот, глаза, свою волю, и находится в полном контакте между внутренним и внешним, то он может выбрать свой путь.
Шехнер: То, что вы делаете, это базовая человеческая тренировка.
Фельденкрайз: Да. У вас есть кора голового мозга, некоторые части которой задействованы все время. Именно этот постоянный стимул должен быть уменьшен. Закон Вебера-Фехнера выполняется для звука, света, запаха, кинестетических ощущений, для всего. Индекс пропорциональности для света составляет около одной к ста восьмидесяти; для слуха — единица к двумстам. Это означает, что если вы зажжете сто лампочек и погасите одну, вы заметите это изменение. Но если бы вы зажгли тысячу лампочек, то не заметили бы то, что одна погасла.
Итак, балансировка состояния коры головного мозга означает снижение активности всех точек возбуждения до нормальной.
Пытаясь добиться этого баланса, вы обнаружите, что невозможно наличия точки возбуждения без торможения. Снижая возбуждение, вы также выравниваете торможение. Когда вы выравниваете состояние коры, вы приводите ее в состояние, которое некоторые люди называют нирваной, а мы называем эвтонией. Неожиданно ваш мозг становится тихим и вы замечаете вещи, которые вы никогда не видели раньше. Возможность создания новых комбинаций, которая была подавлена ранее, восстанавливается.
Важной ценностью этой техники является то, что уменьшая напряжение в конкретной группе мышц, мы производим методическое изучение всего образа себя и постепенно улучшаем его. Эта техника ясно показывает, что недостатки в самоорганизации происходят из-за задержек в развитии. Коррекция этих недостатков представляется и не воспринимается как лечение болезни, но как общее продолжение роста и развития на всех уровнях.
Шехнер: И эти комбинации будут настолько же полноценны, как и предыдущие?
Фельденкрайз: Да, возможно, даже больше. Вы открываете, переоткрываете себя по мере того, как структура вашего тела начинает использоваться полностью в доступных вам пределах. Вы можете буквально переродиться.
Восстановление потенциала
Обобщенное и улучшенное поведение скелета приводит к полному использованию анатомических возможностей.
Чаще всего, ограничения, которые человек приписывает недостатку природной гибкости, в реальности являются следствием сокращения и укорачивания мышц из-за привычек и недостатка сознательной оценки. Эти привычки приводят к деформациям и несбалансированному движению.
Дегенерация суставов скелета автоматически возлагает новые ограничения на мышцы, которые стремятся избежать болезненных и неудобных движений. Здесь начинается порочный круг, ведущий к деформации скелета, позвоночника и позвоночных дисков; это заставляет тело преждевременно стареть, снижая диапазон и разнообразие движений. Опыт показывает, что возраст оказывает очень незначительное влияние на эти ограничения, и возможность выполнения всех движений, предусмотренных строением скелета и анатомическими структурами, может быть восстановлена.
Достаточно здоровые люди, не имеющие серьезных заболеваний, могут достигнуть этого замечательного состояния за час работы на каждый год жизни, до шестидесяти лет. За пределами этого, интеллект и желание определяют необходимое количество времени.
Шехнер: В этом открываются захватывающие возможности, потому что театр — это единственное искусство, которое требует воссоздания человека, я имею в виду цельного человека.
Фельденкрайз: Да.
Шехнер: Вы сказали, что через некоторые из этих упражнений вы возвращаетесь к базовой человеческой походке, и только особенности походки конкретного человека отделяют одну походку от другой.
Получается, что в результате такой тренировки актер приходит в состояние «нейтральности». Без знания на собственном опыте этого состояния, вы не обладаете достаточной сознательностью, чтобы понять своеобразие характера героя. И ваша идея состоит в том, чтобы достичь этого состояния «нейтральности», из которого возможно любое направление.
Фельденкрайз: Да, и вы обнаруживаете, что это на самом деле возможно.
Шехнер: Существует множество исследований в области расширения сознания, и по-видимому это более систематический подход к той же самой области. Возможно, нейтральность не лучшее слово, а имеется в виду более расширенное сознание, которое на самом деле трансформирует, а не просто приводит человека в какое-то среднее состояние.
Фельденкрайз: В действительности речь не совсем о нейтральности. То, о чем я говорю, это приведение двигательной области коры головного мозга в состояние ровного возбуждения.
Если вы возьмете нормальную кору, которая развивалась без подобной тренировки, то из всех возможностей человеческого тела, из семидесяти возможных языков, такой человек выбрал один. А где все остальные комбинации? В моторном отделе у нас есть постоянные комбинации, паттерны; и широкий диапазон возможностей, которые существовали до этого, оказался вычеркнут или урезан. Вы создали из них фиксированные паттерны и все.
Шехнер: Так что мы действительно ведем речь о потенциале.
Фельденкрайз: Именно. Нейтральность необходима только для того, чтобы освободить вас от вынужденного состояния, когда у вас имеется только одна возможность.
Шехнер: Если говорить о нормальном обычном человеке, это позволит ему больше быть самим собой?
Фельденкрайз: Да, конечно.
Шехнер: Это позволит актеру или танцору принимать любые характеристики, которые он желает для роли?
Фельденкрайз: Да, с большой ясностью и легкостью. Сегодня вы можете найти актера, изображающего горбуна и говорящего как жиголо, потому что он не чувствует никакой связи. Ему нужен «хороший» голос. Большинство актеров, не важно какую роль они играют, говорят одинаковым образом. Если вы запишите их и проиграете пленку задом наперед, то услышите тот же самый ритм, не важно что он говорит или какую роль играет. И я нахожу это скучным.
Шехнер: Разговаривали ли вы с Ахароном Мешкиным о том, что он подразумевал, когда говорил, что Вахтангов и Станиславский преследовали те же цели, что и вы?
Фельденкрайз: Он сказал, что только сейчас понимает смысл их слов. Они часто показывали примеры, но не могли научить тому, чему хотели.
Шехнер: Так получалось, потому что они не имели систематического подхода?
Фельденкрайз: Потому что у них самих не было осознавания тела. Они не знали, как сделать. Если я скажу вам, что движение неправильное, я смогу убедить вас за счет знания принципов и точных описаний, которые может повторить каждый. Сто человек, тысяча человек согласятся с тем, что одно движение правильное, а другое — нет.
Но со Станиславским и остальными, если он сказал, что нечто было правильным или нет, это всего лишь было его собственное впечатление. Он был прав очень часто только потому, что он был великим человеком.
Шехнер: Собираетесь ли вы работать для театра? Было бы очень интересно увидеть поколение актеров, десять или двадцать актеров, полностью обучившихся этой технике.
Ахарон Мешкин (1897 — 1974) — известный израильский актер, работавший в том числе и зарубежом. Он часто выступал на Бродвее в 40-60-е годы. Моше и Ахарон были близкими друзьями. Фельденкрайз выбрал себе дом в Тель-Авиве отчасти для того, чтобы жить рядом с Мешкином.
Фельденкрайз: Сейчас я занят в стольких проектах, что разве только если будет запрос извне…
* * *
Автор интервью связался с Ричардом Шехнером, чтобы расспросить о его встрече с Фельденкрайзом. Вот, что Шехнер рассказал в апреле 2010:
Я вспоминаю Моше — и возможно что-то уже помню неточно — с 1965 года, это было во время моей первой поездки в Израиль. С виду он был«коротышкой»: круглый и невысокий, улыбающийся и быстро говорящий, с энтузиазмом и уверенностью, заражающий своим оптимизмом относительно себя, относительно жизни.
Казалось, что он знал в Израиле всех. Я встретил Фельденкрайза, потому что давно страдал от болей в спине, которые порой затрудняли мне ходьбу. В то время, когда я находился в Израиле, у меня как раз случился приступ, и я почти не мог двигаться. Кто-то посоветовал мне сходить к Моше Фельденкрайзу. «Он сможет тебе помочь», — сказали мне. — «Он знает все о том, что тебя беспокоит». Поэтому я встретился с ним. Мы поговорили. Он посмотрел, как я хожу. Затем он предложил, чтобы я прошелся на руках и ногах, не руках и коленях, а руках и ногах, задницей кверху. Он сказал мне походить по полу таким образом, как ходят животные. «Это тебе поможет», — сказал он. Я вспоминаю, что он говорил на английском, но с европейским акцентом, возможно немецким. Но это предположение, возможно, связано с тем, что его фамилия «Фельденкрайз» имеет немецкие корни.
В любом случае, я походил так по комнате несколько минут, как сказал Моше. И, чудесным образом, моя боль уменьшилась, почти полностью прошла. «Делайте так каждый день, когда встаете», — сказал он. И я делал, и у меня никогда больше не было таких болей в моей жизни. Время от времени я ходил на руках и ногах, как животные. Но сейчас почти я уже и не хожу так, как порекомендовал Фельденкрайз. В 1971 году, когда я впервые побывал в Индии, я изучал йогу с Кришнамахари, великим учителем. Я до сих пор занимаюсь йогой. Моя спина совсем меня не беспокоит.
После встречи с Моше и «исцеления» моей спины, мы начали разговаривать. Я не помню, когда точно, то ли после моей встречи с ним, то ли после моего интервью с ним для TDR, мы пошли вместе из Тель-Авива в Иерусалим (расстояние между ними 70 км — прим. пер.)
Но я помню, как Моше сказал мне, или спросил меня, хочу ли я пойти в Иерусалим вместе с ним. Или я сказал ему, что мне нужно в Иерусалим, а он ответил, что подбросит меня или по крайней мере составит мне компанию. И, конечно, я сказал, что хотел бы пойти с ним вместе. Кажется мне нужно было в Иерусалим из-за встреч в Международном Институте Театра, ради которых я, собственно, и оказался в Израиле.
Когда я спросил Моше, как мы доберемся из Тель-Авива в Израиль, он ответил: «Пойдем пешком». Но я возразил: «Слишком далеко». На что он, полный уверенности, сказал мне не волноваться и улыбнулся. Итак, мы вышли на улицу и пошли.
Никогда не забуду, что произошло затем. Каждые несколько минут возле нас останавливалась машина и водитель заводил с Моше разговор. Все узнавали его. Я думаю они спрашивали, не нужно ли его куда-нибудь подбросить.
Видимо, он был известен по всему Израилю, или по крайней мере, в Тель-Авиве, и люди также знали, что он любит продолжительные прогулки. Мы шли и разговаривали долгое время, может быть тридцать или сорок пять минут или даже больше. То и дело машина сворачивала к нам с дороги, и водители спрашивали, не нужно ли Моше подвезти. В конце концов он воспользовался предложением и мы оба сели в машину, нас довезли до Иерусалима. Я был очень впечатлен тем, сколько людей знало Моше. И еще тем чувством общности, даже семьи, которое я ощутил в Израиле в то время.
В качестве своеобразного заключения, я отмечу, что каким-то образом, на очень глубоком уровне, я и он оказались близки по духу. Я был молодым человеком, мне был 31 год, не знаю, сколько лет было ему в то время. Кажется, ему было шестьдесят один, когда мы встретились… он был почти в два раза старше меня. Он казался мне старым и мудрым. И он помогал мне. Я чувствовал действительно сильную связь с ним. Я все еще чувствую ее, сорок пять лет спустя…