Телесно-ориентированная психотерапия: книги. Биоэнергетика Лоуэна. Вашему внимнаию мы предлагаем интересный и уникальный материал, впервые переведенный на русский язык.

 

Некоторые гипотезы о процессе соматизации

КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ: На ранних стадиях развития потребность в контакте, заботе и питании тесно связана с «построением» тела. Страдание на этой фазе развития влияет на то, как человек «экипирован» для жизни. Враждебная среда влияет на качество пульсации тела и, в определенной степени, его витальные функции.

Сталкиваясь с агрессией и брошенностью, ребенок втягивается, прячется внутрь себя. Он вынужденно оказывается в ситуации «преждевременной автономии» с остановкой в росте и адаптацией для выживания, которые изменяют равновесие между «психе» и «сома», между психическим и телесным.

Что происходит на телесном уровне? Насколько сильно импринты такого опыта влияют на детерминизм соматизации?

Когда в медицине упоминается психосоматика, имеются в виду обычно соматические заболевания, вызванные психологическими факторами. Такое определение подчеркивает потребность классической медицины в расширении этиологических исследований в тех сферах, где «объективные факторы» недостаточны для объяснения патологии.

В данной статье я попытаюсь отразить, что на самом деле как раз недостаток некоторых психологических факторов, особенно тех, которые вовлечены в процесс ментализации, является определяющим для соматизации.

В биоэнергетическом анализе психика и тело рассматриваются целостно и полагаются двумя взаимосвязанными факторами в функционировании личности. Чтобы наиболее ясно донести основную идею статьи, я предпочитаю подчеркивать связь между Эмоциями и Телом, а не Психикой и Телом. В статье я буду рассматривать вопросы, связанные с соматизацией в ее отношении к развитию ребенка, особое внимание уделяя нео-натальному периоду.

Это вовсе не отменяет значимость других стадий развития, таких как пубертат, подростничество, безусловно конечно, беременность, и другие, но я выбрал период жизни, когда возможно наблюдение, и когда отношение ребенка с его окружением имеет прямые последствия для «построения» тела и его «оснащения» для всей последующей жизни.

 

 

Ниже я представлю некоторые гипотезы относительно того, как развивается соматическое заболевание.

-1- Для этого я, во-первых, рассмотрю основные параметры этого процесса, а именно: нужда в Матери и Отце в период роста ребенка. Эти три участника образуют то, что я буду называть «триадой жизни»; она имеет в нео-натальном периоде особую конфигурацию.

-2- Затем я рассмотрю соматический метаболизм выживания, построение и рост в отношении к эмоциям в рамках диады мать-ребенок.

-3- Затем я предложу вниманию читателя некоторые размышления об «объектных отношениях» и их проявлениях на соматическом уровне.

-4- Затем я завершу эту статью гипотезой о «болезненном решении» соматизации.

 

1. ТРИАДА ЖИЗНИ.

Развитие ребенка требует существования трех партнеров: ребенка, матери и отца. С точки зрения энергии, эта триада соответствует трем полярностям, связанным с процессом жизни.

Первая, изоляция, соответствует «не-жизни», отсутствию оживления.

Вторая подразумевает динамику притяжения-отталкивания, которая при неумеренности ведет к слиянию и неспособности быть двумя.

Третья дает возможность быть включенным в другое поле притяжения, умерить процесс слияния и открыть пространство, благоприятное для жизни.

Схема 1. «Триада жизни».

Возможность того, что каждый из трех партнеров полностью принимается как личность, имеет определяющие последствия для существования оптимальных условий для роста.

В нео-натальном периоде ребенок остается «привязанным» к матери, чтобы удовлетворять базовые потребности для выживания. В этой ситуации границы между участниками «триады жизни» имеют особый характер.

У ребенка нет своих собственных границ, контейнирующих и защищающих его внутренний процесс жизни и развития.

Мать обеспечивает эти недостающие функции. Они вдвоем реализуют то, что Винникотт называл «экстракорпоральным гнездованием».

Отец – где-то в другом месте. Он может быть связан как с матерью, так и с ребенком, он может компенсировать отсутствие матери и помогать ей в отделении от ребенка через взрослую, сексуальную связь, которая у него с ней есть.

Помимо этой роли, отец – это тот человек, который поддерживает и мать, и ребенка, и я называю «отеческой функцией» всю ту помощь, которую может дать третья полярность в диадических отношениях. Позже мы увидим, насколько важна эта концепция для гипотезы, представленной в данной статье.

Если развитие благоприятное, то ребенок, мать и отец приходят в состояние равновесия, где достаточная индивидуация позволяет каждому партнеру в триаде жить, расти и стремиться к удовлетворению их личных желаний.

 

Схема 2. Данный рисунок иллюстрирует описанный выше процесс «индивидуации»:

На схеме: первый рис. – беременность

Ниже – «экстракорпоральное гнездование»

Ниже – индивидуация

Теперь, когда я обозначил рамки данной статьи, я рассмотрю интенсивный процесс «построения» ребенка, происходящий в нео-натальный период в диаде мать-ребенок.

 

 

2. СОМАТИЧЕСКИЙ МЕТАБОЛИЗМ ВЫЖИВАНИЯ, ПОСТРОЕНИЯ И РОСТА В ДИАДЕ МАТЬ-РЕБЕНОК.

«Тело на двоих».

На этой фазе развития существуют симбиотические отношения на соматическом, телесном уровне. Здесь мы видим взаимную связь и зависимость двух участников с совместной границей, отделяющей их «тело на двоих» (Джойс Макдугалл) от внешнего мира, и проницаемую границу между двумя телами. Способности и качества матери дополняют еще не сформированные функции ребенка. Все телесные нужды и опыты ребенка «влияют» на мать, а ребенок, в свою очередь, имеет дело с последствиями всего того, что мать испытывает, и того, что происходит в ее теле в результате этого. Эта интерактивная связь непосредственно влияет на качественные и количественные характеристики вскармливания и ухода.

Невероятная сила этого взаимного влияния подчеркивает в очередной раз всю важность «третьей полярности», то есть отеческой функции, которая умеряет и смягчает интенсивность этой связи.

Схема 3. «Тело на двоих»

Отношения «тело к телу» — это ситуация питания и заботы, чья природа обусловлена эмоциональными состояниями матери и ребенка.

Как уже упоминалось выше, границы между ними проницаемы, ребенок еще не построил своих собственных. Чтобы жить, ребенок должен принимать то, что он получает от матери, и приобретать это в достаточном количестве. Однако для роста и развития требуется большее. Ребенок получает «хорошее» от матери и среды, но также и «плохое». Участникам диады приходится находить способы приспособления друг к другу. Как описывал, в частности, Вильгельм Райх, ребенок реагирует через изменение пульсационных характеристик своего тела.

Здесь я хочу предложить теоретический взгляд на степень влияния эмоций на соматическом уровне в диадических отношениях. Это гипотетическая модель, но мне она представляется полезной для понимания того, с чем я сталкиваюсь в моем аналитическом исследовании, и того, что я наблюдаю в своей практике с пациентами. В связи с этим я рассмотрю динамику эмоций.

 

Я последовательно рассмотрю:

 

 

Короткие и длинные циклы.

Я допускаю существование сенсорных рецепторов внутри тела, определяющих состояние мира, окружающего ребенка. Эти рецепторы активируются при превышении определенного уровня возбуждения. Они способны выдерживать определенный уровень возбуждения, но превышение этого уровня их деактивирует. Сенсорные послания от этих периферических рецепторов инициируют сложные «циклы». Короткие или длинные циклы поддерживают выработку отклика ребенка на окружающий мир.

Короткие циклы предназначены для рефлекторных реакций и вовлекают «нижние этажи» нейронной структуры.

Длинные циклы позволяют вырабатывать более тонкие реакции и задействуют «верхние этажи»¹.

Отклики становятся все более и более тонкими, а сенсорный сигнал становится ощущением через осознавание, восприятием при узнавании и представлением, если его можно связать с событием, вызвавшим его. Когда достигнут уровень представления, мы вступаем в область ментализации.

Упомянутые выше короткие циклы связаны с темой выживания, а длинные соответствуют выработке более адаптивного отклика. Я считаю, что процессы адаптации и роста разворачиваются через феномены, относящиеся к этим длинным циклам.

Выделение этих коротких и длинных циклов соответствует «первичным процессам» и «вторичным процессам», описанным Фрейдом.

Поскольку на этой фазе развития тело находится в состоянии не-достижения (в особенности это относится к нервной системе), оно требует особой помощи, поддержки и дополнения, чтобы мобилизовать длинные циклы. Эта функция помощи отдана среде, или, в терминах Винникотта, «средовой матери». Таким образом, состояние среды и «природа любви» (Гарри Ф. Харлоу), которые обеспечивает мать, будут иметь определяющее влияние на процесс соматического построения.

Среди многих факторов, включенных в этот процесс в диаде ребенок-мать, я хотел бы особо отметить важность эмоций и предложить некоторые гипотезы о «метаболизме эмоций».

 

 

Метаболизм эмоций.

Я намерен описать воздействие четырех базовых эмоций: радость, грусть, гнев и страх; я выбрал их вовсе не из желания игнорировать всю невероятную сложность этого феномена, а лишь с целью проложить пути для их изучения.

Если мы рассмотрим тело как массу, населенную эмоциями, радость можно рассматривать как эмоцию, провоцирующую восходящее движение, грусть – нисходящее движение, гнев – движение вперед, и страх – движение назад. Эти четыре пространственные оси описывают внутреннее движение органической ткани при столкновении с эмоциональным воздействием окружающего мира.

 

 

Характеристики эмоций.

Радость. Радость обладает качеством расширения, экспансии, она поддерживает пульсацию, движение и ирригацию периферии. Она генерирует тепло. Чрезвычайная, переполняющая радость проявляется в неожиданных приливах жара, крике и нескоординированной моторной гиперактивности.

Грусть. Грусть сопровождает депрессивное поведение и генерирует коллапс телесной мобилизации в плане двигательной активности и функционирования органов. Она может найти выход через глубокое рыдание и всхлипывание, которые оживляют тело, а в противном случае уменьшают способность к дыханию и в итоге могут привести к смерти.

Грусть и радость находятся в диалектическом отношении, также как гнев и страх, которые описаны ниже.

Гнев. Хотя это справедливо и в отношении других эмоций, в случае с гневом наиболее очевиден описанный Вильгельмом Райхом процесс накопления и сброса заряженности. В зависимости от природы отношений в диаде, накопление заряженности и разрядка могут быть более или менее интенсивными и полными. На этой стадии развития импульс к разрядке не очень развит. Если все идет хорошо, на более поздних стадиях развития разрядка становится более утонченной, становится социализированной поддержкой любой активности в жизни². Однако в нео-натальный период разрядка, в основном, служит выведению излишнего и провоцирует реакции окружения.

Страх. Страх обладает особым эмоциональным качеством: он распространяет процесс «сжатия», как бы замораживание пульсационного процесса жизни.

Прежде чем рассматривать его патологические воздействия на процесс соматизации, я хотел бы подчеркнуть его позитивную роль в развитии ребенка и определить то, что я называю «первичным само-контейнированием».

 

Первичное само-контейнирование ребенка.

Контейнирование позволяет сохранять энергию и помогает ребенку в построении правильных границ. Здесь мы видим то, что психоаналитики называют «первичным мазохизмом», мы можем отнести это явление к процессам сокращения/втягивания и уплотнения, происходящим в организменных тканях и тесно связанным с внутренней защитной реакцией, а следовательно – также вовлеченным в построение на телесном уровне конкретного «характера», по определению Вильгельма Райха.

Как мы все прекрасно знаем, мазохизм тесно связан с садизмом. На этой стадии развития можно говорить о том, что Мелани Кляйн называла «первоначальным садизмом», а Винникотт – «первичной жестокостью». Это конституциональная способность ребенка мобилизовать свою агрессивность, некий «гнев», помогающий «бороться за жизнь», как сказал бы Александр Лоуэн. То, как эту агрессивность принимает или подавляет окружающая среда, определяет дальнейшие построение и рост, а также, как будет описано ниже в данной статье, и процесс соматизации. Подавление этой агрессивности является одним из основных источников страха для ребенка.

Эмоции экспансивны по характеру, склонны к распространению. Когда эмоция захлестывает и сокрушает способность к контейнированию, это может привести к безумию, со всеми его деструктивными последствиями. Эти последствия в данной статье рассматриваться не будут, позвольте лишь упомянуть, что, говоря о безумии, мы всегда имеем в виду потерю контроля над эмоциями и драматические результаты этой потери контроля³.

Гнев ведет к разрушению другого или к разрушению себя самого, если он направлен вовнутрь.

Грусть ведет к отсутствию жизни с полным коллапсом всего жизненного движения.

Радость ведет к потере контакта с реальностью и ощущению блаженства без границ и защиты.

Страх ведет к состоянию шока, которое может привести к смерти, если травма слишком интенсивна, или когда продолжительность этого состояния приводит к неспособности самостоятельно удовлетворять базовые потребности.

Эмоции более или менее изменяемы, их можно сдерживать, перекрывать, словно плотиной перекрывать поток, даже блокировать. В этом периоде жизни функции контейнирования, в основном, входят в сферу ответственности матери, но на них также влияет отношение ребенка.

Как уже упоминалось выше, в нео-натальном периоде личные границы ребенка еще не достроены по естественным причинам, и мать компенсирует их отсутствие. Однако способность сжиматься, уходить внутрь при атаке или просто в состоянии стресса, позволяет ребенку опереться на свое так называемое «первичное само-контейнирование». Первичное само-контейнирование мобилизует пульсационное качество живой ткани к тому, чтобы реагировать и защищаться от агрессии.

Рассматривая невероятное разнообразие интерактивных эмоций в диаде, мы можем представить себе, какой вклад это качество пульсации вносит в природу такого сложного, но приносящего огромное удовлетворение процесса, как «построение» ребенка.

Страх оповещает ребенка об опасности. Ребенок сжимается внутрь себя, чтобы защититься от опасности. Ниже я покажу, что это сжатие может определять некое «хватание за свое тело». Я настаиваю на защитном качестве этого драйва к сжатию, ребенок сжимается внутрь к своему ядру, чтобы позаботиться о своих ресурсах, не полагаясь на материнскую комплиментарность в диадических отношениях.

С этой точки зрения страх представляется важным элементом в построении Я (self). Нужно отметить, что эта «реакция сжатия» мобилизует «короткие циклы» рефлекторных откликов, как указывалось выше. Далее я опишу, как это может приводить к патологической соматизации, сейчас же скажу лишь, что позитивные или негативные последствия этой реакции сжатия связаны с продолжительностью и интенсивностью агрессии, то есть с опытом «травматического процесса».

 

«Построение тела» через «телесный перенос».

Построение и рост связаны с обеспечением пищей и кислородом. Пища берется из среды более или менее адекватным образом. Качество усвоения пищи зависит от обеспечения кислородом, но также, и это особенно интересно, от качества дыхания. Тесная связь дыхания и эмоций всем известна и в Биоэнергетическом Анализе исследована особенно тщательно. Эта связь настолько тесная, что я предложил бы сравнивать легкие с «насосом эмоций», подчеркивая центральную и определяющую роль метаболизма эмоций для телесной жизни.

Две части диады обладают особыми связями, относящимися к местам в теле, на которые повлияли отношения, и к функциям, нуждающимся в компенсации.

Давайте вернемся к диаде мать-ребенок и рассмотрим вопрос существования особых мест в теле ребенка, чья активность и развитие управляется сложным взаимодействием функций, которые они должны выполнять для жизни и роста ребенка, а также обратимся к качеству «средовой матери».

Например, если ребенок голоден, он мобилизует губы, язык, челюсти, глаза, шею, дыхание, сердцебиение и т.д. Все места в теле, участвующие в этой мобилизации, будут вовлечены в реакции, тесно связанные с качеством питания, предоставляемого средой. В последствие природа развития этих мест будет тесно связана с природой эмоциональных отношений, действующих в диаде. До этого момента события и опыт ребенка в этих отношениях будут накладывать отпечаток на его тело.

В биоэнергетическом анализе такое взаимодействие хорошо исследовано, и описывается оно как «отношение от тела — к телу»; это основная область практики нашего искусства исцеления через «телесный перенос». Я не буду здесь вдаваться в подробности огромного разнообразия возможных ситуаций, хочу лишь отметить, что на этой стадии развития над разными частями тела, включая внутренние органы, господствует оральность. Это господство оральности влияет на то, какие места в теле вовлекаются, а также играет роль в построении «характера»⁴.

Не будем останавливаться на этом подробно, лишь упомянем, что это – потрясающая область для исследований, но будем помнить, что несколько тысяч лет китайская традиционная медицина изучала связь между функционированием внутренних органов и эмоциями.

Вернемся к теме данной статьи – процессу соматизации. Я обращусь теперь к теме объектных отношений и попытаюсь определить существующие здесь феномены.

 

 

3. ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И ИХ СВЯЗЬ С СОМАТИЗАЦИЕЙ В ДИАДЕ НЕО-НАТАЛЬНОГО ПЕРИОДА.

У ребенка и матери особые отношения: мать кормит ребенка, но также и ребенок в определенном смысле как бы «кормит» мать. Она для ребенка – весь мир, но это и для нее весь мир тоже. Как мы уже убедились, между ними существует особый вид границ, между ними есть «пуповинная связь», в рамках которой ребенок нуждается в матери для питания и также «аффективного подпитывания». В этой ситуации они вскармливают друг друга, и таким образом взаимно влияют друг на друга.

Именно в этом контексте ребенок и мать подвергаются так называемому «архаическому страданию», которое относится, со стороны ребенка, к реальности разворачивающейся ситуации, а со стороны матери – к ее способности выдерживать это страдание, особенно когда оно возвращает к жизни ее воспоминания о регрессивной связи в диаде. На этой фазе развития ребенок беззащитен и полагается на умение матери выполнять свои материнские функции.

Успех здесь зиждется на способности матери подлинно признавать в ребенке отдельного индивидуума, хотя он полностью зависим от ее «благосклонности», а также  (это желательно) на том, чтобы «отеческая функция» способствовала понижению интенсивности этой связи.

«Архаическое страдание». Относится к недостатку питания/заботы и контейнирования, приводится в действие сепарацией. Выделяют следующие его типы:

У ребенка нет средств защиты, если он подвергается дурному обращению. Его благополучие отдается на милость среды, и даже если за ним должным образом ухаживают, очевидно, что мать не может удовлетворить всех его потребностей. Значит, он подвергнется страданию. Эта ситуация оказывает влияние и на ребенка, и на мать, учитывая, что их отношения на данной стадии развития характеризуются как «пуповинная связь».

Каким образом ребенок защищен от этого? Как ребенок защищает себя?

 

«Первичная материнская поглощенность».

В данной статье я не буду освещать все феномены, относящиеся к «холдингу» и уходу, существующие в диадических отношениях, способствующие «достаточно хорошей» заботе и необходимые для «достаточно хорошего» роста и адаптации – они прекрасно описаны Винникоттом. Однако среди множества сложных аспектов присутствия матери я хотел бы подчеркнуть то, как она помогает ребенку справляться с «архаическим страхом», используя, в терминах Биона, «способность к мечтанию». Эта «способность к мечтанию» описывает то, как мать может по-настоящему присутствовать, но при этом не быть полностью погруженной в опыт ребенка. Таким образом, мать создает расширение для незрелой психической организации ребенка и дает ему доступ к «вторичным процессам», со всеми их последствиями и воздействиями на построение личности, как описывалось выше. Мать принимает, «переваривает» и перерабатывает страдание, а затем возвращает его ребенку в приемлемой форме. С помощью своего отношения, сострадания его страданию, простых и нежных слов мать показывает, что понимает, и помогает ребенку придать смысл своему опыту. Таким образом она также помогает ребенку получить доступ к «миру символизации».

 

«Процесс ментализации», внутренняя третья полярность.

Развитие процесса ментализации играет большую роль в приобретении внутренних навыков, помогающих ребенку добиваться автономии. Качество психической активности зависит от ее связи с подлинными, «воплощенными» (заключенными в теле) аффектами. До сих пор взаимное «аффективное подпитывание» в первичной диаде матери и ребенка определяло развитие способности к ментализации. Эта способность думать, что происходит, ведет к построению третьей внутренней полярности, на которую ребенок, а в последствии – взрослый, может опереться.

 

Со стороны ребенка.

Ребенок увязает в реакциях притягивания/отталкивания. Он хватает мать, но также отчаянно отвергает ее. В нем живут противоположные импульсы: подпитывать «хорошую мать» и агрессивно уничтожать «плохую мать». Ребенок радуется или грустит в зависимости от того, помогают ли ему освободиться от напряжений, созданных этими антагонистическими импульсами.

Когда мать отсутствует, память о хорошем опыте, поддерживаемая навыками самоудовлетворения, которые ребенок приобрел, осваивая аутоэротизм⁵, поможет ему ждать и «галлюцинировать» ощущения удовлетворения, пока мать не вернется и не обеспечит тот отклик, который более-менее соответствует фантазиям, поддерживавшим ребенка в ее отсутствие.

Все описанные выше феномены действуют в процессе соматизации и входят в особый «состав» более или менее «хорошего здоровья».

Теперь я сосредоточусь на том, как природа этих процессов может приводить к травматическим ситуациям, которые порождают то, что я называю «болезненными решениями».

 

 

4. БОЛЕЗНЕННЫЕ РЕШЕНИЯ.

Соматизацию я рассматриваю как двухступенчатый процесс. История «построения тела» включает импринты определенных слабостей, определяющих особые склонности к соматизации.

При некоторых типах структурирования личности, таких как психоз, соматизация будет исключением из правила, такие личности используют другие средства для поддержания равновесия и адаптации. Для этих личностей, парадоксальным образом, соматизация, если она не слишком важна, может быть как раз позитивным выходом из мира психоза⁶.

Итак, мы скорее имеем дело с особой тенденцией, склонностью к соматизации как к способу реагирования на средовые стимулы, а не с некими болезненными попытками адаптации. Это соответствует понятию так называемой «психосоматической конституции».

«Психосоматическая конституция» — это защитная структура соматического развития, связанная с травматическими ситуациями. Чем раньше в жизни произошла травма, тем более существенны последствия. В данной статье я рассматриваю нео-натальный период и подчеркиваю, что в этот период травма оставляет глубокие импринты на «построении» тела.

Существует также возможность развития соматического заболевания, но это не единственный вероятный исход, даже для так называемой психосоматической конституции, поскольку также бывает, что дань, отданная человеком в период развития и построения тела, позволяет достичь равновесия и таким образом избежать соматической декомпенсации, если нет «определяющей» вторичной травмы⁷.

Сначала я рассмотрю травматическую ситуацию и ее влияние на тело, затем опишу некоторые эффекты травмы на так называемую «психосоматическую конституцию».

 

А Травматическая ситуация и ее влияние на тело

Травма может быть связана с некими ужасными событиями, такими как война, землетрясение, и т.д., но также и с катастрофами, которые случаются в отношениях в диаде мать-ребенок. В данной статье я ссылаюсь именно на этот тип травматических событий.

Как мы уже знаем, в нео-натальном периоде тело ребенка особенно уязвимо в отношении агрессии, оно непосредственно подвержено ей. Как я упоминал выше, агрессию в большей или меньшей степени удается контейнировать и ассимилировать в процессе роста, в особенности посредством построения «характера». Когда угроза выживанию длится слишком долго или она слишком интенсивна, в теле проявляются сильные реакции, в значительной степени определяющие последующую соматизацию.

Травма детерминирует «реакцию сжатия», как это было описано в отношении страха и связанных с ним процессов. Последствия этой «реакции сжатия» можно найти как на клеточном уровне, так и на уровне тела в целом.

На клеточном уровне. Согласно нашим представлениям, на клеточном уровне происходит втягивание, сопровождающееся гипер-уплотнением границ сзади, а впереди относительно источника травмирующего воздействия – сжатие внутри органоидов клетки.

Это «процесс блокирования», который ослабляет метаболизм клетки и, как следствие, ее рост и дифференциацию. Мы полагаем, что именно в этот момент посредством деактивации сверхзаряженных периферических рецепторов происходит «реакция расщепления», и как следствие, отключение от внешнего мира. Если это продолжается достаточно долго, такая блокада удерживает состояние хронической незрелости на клеточном уровне, что может разрушать способность к адаптации. И в дальнейшем, став взрослым, человек будет вынужден иметь дело с этой внутренней хрупкостью.

Травма на уровне тела ребенка в целом. В травматических ситуациях тело ребенка, и в особенности внутренние органы, отданы на милость агрессора в процессе расщепления. Происходит остановка в развитии. Органы ребенка становятся «островками» длительного незрелого функционирования, хранящими память о травме и являющимися ее результатом. Воздействие травмы на тело зависит от ее интенсивности, длительности и природы, как утверждает Винникотт.

Не буду здесь вдаваться в подробности относительно природы и локализации соматизации, так как это потребует более развернутого описания и легко доступно для наблюдения в клинической практике во всем многообразии. Упомяну лишь, что в области исследования, к которой мы тяготеем, принято учитывать телесную «локализацию», ее анатомическую поддержку, место этой локализации в общем функционировании организма и, конечно, влияние среды на исполнение функций этой локализации.

Соматизация происходит в тех областях тела («локализациях»), которые являются средоточием и свидетелями личной истории человека. Но также нужно помнить, что личная история сочетается с «Великой Историей» наследия предков, со всеми ее живыми и зачастую заряженными воспоминаниями, ее особым детерминизмом. Построение тела можно рассматривать как столкновение, встречу между детерминизмом наследственным (родовым) и актуальным.

Если рассматривать тело как единую сущность, можно увидеть, что каждая из таких «локаций» находится в динамической связи с другими. Связи между этими локациями в той или иной степени подвергаются воздействию диффузии эмоционального опыта. Некоторый  эмоциональный опыт может дезорганизовать гармонию телесных функций на общем уровне, доводя определенные области тела до экстремальных состояний, когда они теряют способность к адаптации.

В качестве иллюстрации к этим размышлениям мы можем представить некий внутренний орган, например, печень. Этот орган участвует в выполнении функций выделения и, как описывают Китайская традиционная медицина, гомеопатическая медицина и остеопатия, тесно связан с эмоциями. Это сложная тема, требующая междисциплинарного рассмотрения, поэтому остановимся лишь на функции выведения токсинов, которая может в определенных стрессовых условиях исчерпать свои регуляторные возможности. Тогда печень «страдает», и этот дефицит на уровне всего организма создает дисбаланс и, если печень не сможет восстановить жизнеспособность, приводит к накоплению токсинов.

Как следствие, связи между разными частями тела могут стать перегородками, призванными снизить агрессивное влияние на этот орган. Начинается активный процесс изоляции печени от остального тела. Печень функционирует в режиме выживания, но восстановление благоприятных условий позволит ей вернуться к эффективной работе. Это восстановление повлечет за собой реинтеграцию этого органа и его функций в целостное равновесие здорового тела.

Страдание, которое претерпевает ребенок, отложится в теле и может в последствии иметь отношение к возникающей впоследствии соматизации. Поскольку соматизация – последствие, ее местоположение и природа дают подсказки относительно ее происхождения и могут, таким образом, помочь в нахождении смысла и места «болезненного решения» в личной истории пациента.

Схематически мы можем различать:

— общие последствия травмы, например, втягивание внутрь от периферии, сжатие в центр, особенно совмещенное с ригидностью задней части шеи, изменение в паттерне дыхания, нарушения обмена веществ внутренних органов и пр.;

— специфические реакции, вовлекающие специфические области тела в соответствии с фазой развития и местом травмы в диадических отношениях.

Травма определяет особое функционирование человека, «психосоматическую конституцию».

 

B Травма и «психосоматическая конституция».

Как результат описанных выше феноменов, некоторые органы в теле взрослого человека могут сохранять некое незрелое состояние. Следствием будет потребность в компенсации дефицитарных функций, как это происходило когда-то в диадических отношениях. Даже если человек смог достичь адекватного состояния равновесия в данный момент жизни, это состояние потребности продолжает действовать на бессознательном уровне. Это пагубно сказывается на природе отношений, которые человек устанавливает, и, конечно, на природе переноса, который такие личности развивают в терапии. Такие пациенты отчаянно вкладывают энергию в то, чтобы избегать любых ситуаций желания и стремления с их сопутствующими страданиями.

В то же время они подавляют любые явные проявления агрессии, вероятно, из-за своего опыта в диаде, когда гнев был жестоко подавлен. Они застревают в особом состоянии зависимости, так как их незрелость загоняет их в ситуацию нужды при полной неспособности попросить о помощи. В результате, такие личности обцессивно избегают любого контакта, который мог бы воссоздать пуповинную связь. Желание и стремление оживляет призраки травмы.

Столкнувшись с невозможностью положиться на «средовую мать», ребенок должен был хвататься за свое собственное, еще незрелое тело (опираться на него). Психосоматический пациент вынужден сохранять равновесие тем, чтобы усилием воли перестать полагаться на кого бы то ни было.

Агрессивность изгоняется сознательно, из-за угрозы возвращения «монстров» прошлых травматичных репрессивных реакций среды, но она продолжает действовать на бессознательном уровне.

Подавление агрессивности определяет некий тип незавершенного, сдержанного отклика. Мне представляется, что такой отклик имеет отношение к процессу соматизации, ведь он вызывает уплотнение живых тканей в предварительной фазе накопления заряженности, чтобы ответить на агрессию подавлением разрядки. Невыраженная агрессия возвращается к человеку и направляется на продолжение, «повторение», как говорят психоаналитики, болезненного (можно даже сказать защитного) процесса расщепления, активного дистанцирования от эмоций.

Чтобы сохранять и поддерживать эту защиту, психосоматические пациенты развивают специфические стратегии, они таковы:

— постоянное латентное состояние «чувствительной настороженности»

— особая ментальная установка: «операциональное мышление»

 

Постоянное латентное состояние «чувствительной настороженности». Такие пациенты кажутся озабоченными «вторжением» любого беспокоящего ощущения, которое может «повлиять» на них. Результатом является «парадоксальная чувствительность», соседствующая с видимым безразличием. Некая фобия интрузии, вторжения любой эмоции заставляет их всегда быть настороже. Нарушение хрупких и ригидных защит, которые они возвели, вводит их в состояние, когда они вновь отданы на милость агрессора, ввергает их снова в мир архаического страдания. Я полагаю, что такая защита нарушает функционирование «циклов», которые могли бы позволить выработать более зрелый отклик.

В результате они могут избегать появления ощущения, таким способом сохраняя незрелость и вынуждая органы функционировать в зоне риска. Опять же, я полагаю, что эта ситуация связана с первоначальной травматической ситуацией, когда тело было вынуждено защищаться с помощью реакции «преждевременной автономии», как если бы оно все еще находилось в диадической зависимости.

 

«Операциональное мышление». Как мы убедились, эмоции и ментальные процессы держатся отдельно. Между ними не хватает интеграции. Мысли отрезаны от чувств и, кажется, сопровождают «недовольный образ жизни». В таких условиях мысль не достигает врат в «мир фантазии», она «залипает» на реальности ситуации. Пациенты в этом состоянии не мечтают. Сессии с ними завязают в повседневном и часто состоят из скучных описаний их рутинных дел. Мысли попадают в ловушку комментариев и в поддержку «активного образа жизни», который помогает держаться подальше от эмоций. Они избегают пассивности, так как в ней есть риск опустить хрупкие барьеры, построенные ими для защиты от потока эмоций.

Для ребенка мышление не играет такой роли в процессе адаптации, как для взрослого. Реальность ситуации отличается, так как ребенок не может связать мысль с благотворным и эффективным действием, которое может ему помочь. В плане действий он полагается на окружающую среду. Мысль, таким образом, выполняет внутреннюю регуляторную функцию, но не может напрямую изменять причиняющую беспокойство среду.

Мысль не может участвовать в сложном процессе развития. Эта функция мышления может быть блокирована недостатком наполненной смыслом эмоциональной поддержки, как если бы этот процесс был заморожен внушающими ужас образами, связанными с травматической ситуацией в младенчестве.

Нам представляется, что ребенок, при систематическом подавлении его желания и стремления, «научается» использовать мысль как убежище от враждебного мира, а не в качестве средства внутренней регуляции и развития через фантазию. Мысль становится как бы тюрьмой, отрезающей от эмоций, в мире, лишенном безопасной «пуповинной связи».

 

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

Определенно, помощь нейробиологов и нейрофизиологов будет в этом очень полезна!

Разрушительное насилие, которое мы видим в действии между мужчинами в их повседневных отношениях и в большем масштабе; трудности, с которыми они устанавливают «цивилизованные» отношения – это болезненное напоминание о том, как важна эта проблема, и насколько грандиозной задачей и ответственностью является для психотерапевтической практики помощь пациентам в нахождении более утонченных и цивилизованных способов давать разрядку своим драйвам.

В случае психоза, движения и эмоции диссоциированы, что служит сохранению равновесия, способствующего выживанию и минимальной адаптации. Если разные части их психики приходят в контакт (перестают быть диссоциироваными), происходит «взрыв безумия». Более подробно эта тема рассматривается в предыдущей статье «Сексуальность и шизофрения».

Более подробно эта тема обсуждается в предыдущей статье «Построение тела и базовая идентичность».

Этот фундаментальный момент определяет качество всего развития. Один из примеров – связь между ауто-эротизмом и приобретением базовых нарциссических навыков через опыт взаимной радости в диадических отношениях.

Тем, кто заинтересовался этой темой, могу рекомендовать более раннюю статью «Сексуальность и шизофрения», где я описываю эти другие способы.

Ответ на вопрос «Что придает травме такое определяющее качество?» требует дальнейших размышлений и здесь подробно обсуждаться не будет.

Этот термин относится к концепции, разработанной Клодом Смадья из Парижской Школы Психосоматики, созданной Пьером Марти.

 

опубликовано в «Бюллетене АТОП №14», биоэнергетика Лоуэна.

перевод – Ораевская Мария Александровна, психолог, телесно-ориентированный психотерапевт, переводчик[/testimonial]