Введение
К написанию этой статьи меня побудило желание заинтересовать читателей личностью русского нейрофизиолога А.А. Ухтомского и ознакомить их с частью его научного и духовного наследия.
К сожалению, этот великий ученый зачастую остается неизвестным либо недооцененным. Для многих знакомство с ним сводится к учению о доминанте, но учение о доминанте ухтомского всего лишь часть его обширной творческой деятельности. А.А.Ухтомский был также и философом с неординарным мышлением, а кроме того, он исследовал механизмы психологической жизни человека. Возможно, его идеи могут быть интересными и для современных специалистов, а также для тех, кто просто интересуется психологией.
Впервые опубликовано в «Бюллетене АТОП №14»
Принцип доминанты в психологической сфере
Алексей Алексеевич Ухтомский (1875—1942) известен прежде всего как автор учения о доминанте. Вот что говорит об этом Википедия:
Главным открытием Ухтомского принято считать разработанный им принцип доминанты — теорию, способную объяснить некоторые фундаментальные аспекты поведения и психических процессов человека. <…> Под «доминантой» Ухтомский и его последователи понимали «более или менее устойчивый очаг повышенной возбудимости центров, чем бы он ни был вызван, причём вновь приходящие в центры возбуждения сигналы служат усилению (подтверждению) возбуждения в очаге, тогда как в прочей центральной нервной системе широко разлиты явления торможения».
Очень существенным является тот факт, что принцип доминанты работает на разных уровнях организации нервной системы: от самых простых рефлексов до высшей нервной деятельности.
Из записей Ухтомского о доминанте:
«Наиболее подготовленная к деятельности область нервных центров будет иметь доминирующее значение для того, в какие рефлекторные последствия отольются влияния среды на организм.
Для низших отделов нервной системы последствие это будет в том, что организм, подготовленный к дефекации, будет стимулироваться к дефекации и такими раздражителями, которые обычно должны побуждать его к убеганию.
Для высших центральных аппаратов последствие будет в том, что человек, предубежденный, что его окружают обжоры, эгоисты и подлецы, успешно найдет подтверждение этому своему убеждению и тогда, когда ему повстречается сам Сократ или Спиноза. Обманщик подозревает необходимо во всем обман, и вор везде усматривает воровство».
То есть именно наши обусловленные доминантами предубеждения приводят к тому, что мы начинаем судить других по себе. Также теория доминанты объясняет распространённый в эзотерике принцип «вот что верим – то и получаем». Дело в том, что доминанта во многом подстраивает под себя восприятие реальности и мышление, то есть мы видим то, к чему предрасположены и имеем логические схемы для обоснования нашей картины мира, более или менее точно отражающей реальность. «Доминанта всегда оправдывается, и логика — слуга её», — писал Ухтомский.
При этом доминанта является не только самоподдерживающейся, но и «самоусиливающейся» структурой. Если говорить языком кибернетики, она формирует петлю положительной обратной связи.
Например, у некоей барышни сложилось предубеждение: «Все мужчины – самовлюблённые циники и негодяи». У неё существует доминанта, активно способствующая тому, чтобы из всего разнообразия мира (с разнообразными мужчинами) такая вот барышня обращала внимание именно на тех мужчин, которые соответствуют этой установке.
А если они не совсем ей соответствуют, то барышня начинает провоцировать их на «нужное» поведение (ну или хотя бы на какой-то намёк, остальное сама додумает), чтобы в результате она могла с чистой совестью сказать себе: «Ну вот, я так и знала! Всё же именно так и есть!». В результате подобного «подтверждении правильности» — сила этой доминанты растёт, она укрепляется, чтобы в следующий раз сработать еще «эффективнее».
И вот что страшно и печально — человек может сидеть в ловушках подобных деструктивных доминант десятилетиями, только усиливая их и углубляя свой разрыв с другими и с самим собой, а вернее – с духовной частью личности.
В своих заметках Ухтомский пишет про действие доминант следующее:
«…поведение каждого таково, каково мировосприятие, а мировосприятие таково, какова воспитанная наклонность поведения. Тут для каждого замкнутый круг, из которого вырваться чрезвычайно трудно, а без посторонней помощи обыкновенно и нельзя! Лишь потрясение и терпеливая помощь другого может вырвать человека из этой роковой соотносительности субъект-объекта, т.е. того, что мир для человека таков, каким он его заслужил, а человек таков, каков его мир! Надо ведь не более и не менее как переменить в человеке его физиологическое мировосприятие: физиологическую, закрепленную привычкою, непрерывность его жизни. А это очень больно и очень трудно!
Ибо ведь человеку в его инерции обыкновенно всё лишь подтверждает его излюбленное миропонимание, действует он так, как мироощущает, а мироощущает так, как действует. «Chaque vilain trouve sa vilaine» (букв.: каждый мерзавец находит свою мерзость (фр.)). Каковы доминанты человека, таков и его интегральный образ мира, а каков интегральный образ мира, таково поведение, таковы счастие и несчастие, таково и лицо его для других людей».
Критика эгоцентризма
Ухтомский подвергает критике европейскую систему ценностей и идеологию, ведущую человека к индивидуализму и эгоцентризму, в результате чего «европейский человек» замыкается на себе: его интересуют в первую очередь лишь свои проблемы, удачи и неудачи, ему нет особого дела до других и зачастую он воспринимает окружающих людей лишь как объекты, которые можно использовать для достижения собственных целей.
Этот подход вреден не только для окружающих, но и для него самого, поскольку при таком эгоцентризме (или гордыне, если говорить другими словами) человек теряет контакт с духовной частью своей личности – а это очень серьёзная потеря, поскольку обычно приводит к чувству внутреннего разлада и смыслоутрате, т.е. к потере ощущения смысла жизни.
Конечно, европейская культура выработала различные способы – как отвлечься от самого себя, чтобы не ощущать этой внутренней пустоты, а заполнить свой мир такими «суррогатами смысла» (по выражению В.Франкла) как различные удовольствия или власть и общественный статус.
«Когда радость и радостность покупаются искусственно — зажмуриванием глаз на действительность, при помощи так называемых «развлечений» и разных специальных «культурных удовольствий», это приводит только к жалким и жалобным результатам. Завороженные искусственными радостями люди, сами того не замечая, усугубляют несчастия мира и оказываются совершенно беззащитными, когда в один прекрасный день реальность откроется для них во всем своем громадном и трагическом значении!» (А.А. Ухтомский, 1928 г.).
В качестве здоровой альтернативы европейскому индивидуализму Ухтомский предлагает человеку открыться окружающей действительности и людям вокруг него. Не «зацикливаться» на своём Я, а искать живого общения с другими. И даже понятие Истины для этих двух «жизненных философий» существенно отличается.
«Людям ужасно хочется устроить себе Истину так, чтобы на ней можно было покоиться, чтобы она была удобна и портативна! А она — живая, прекрасная, самобытная Жизнь, часто мучительная и неожиданная, все уходящая вперед и вперед от жадных человеческих вожделений и увлекающая человека за собою! Не для наслаждения и не для покоя человеческого она дана и существует, а для того чтобы влечь человека за собою и отрывать его от привычной и покойной обстановки к тому, что выше и впереди! Не её приходится стаскивать вниз до себя, а себя предстоит дотянуть и поднять до неё!
<…> Популярная европейская мысль, убежденная в том, что призвана строить истину для себя и по своим интересам, кончает тем, что приходит к отрицанию возможности знать кого-либо, кроме своей эгоцентрической личности; нельзя знать другого, нельзя понимать друга; неизбежен принципиальный солипсизм.
Напротив, здоровый и любящий человеческий дух начинает с того, что знает друга и ничем более не интересуется, кроме знания друга, другого, весь устремлен от себя к другому; и он кончает тем, что Истина понимается как самобытное и живое существование. Тут логические циклы, неизбежно приходящие к противоположным концам, ибо различны начала!» (А.А. Ухтомский, 1922 г.)
Можно сказать, что эгоцентричный индивидуалист создаёт в себе «самозамыкающие» доминанты, отрезающие его от других и от своей духовной части, а человек свободный от гордыни создаёт в себе «самораскрывающие» доминанты, которые позволяют ему быть в ладу с собой и с миром, чувствовать смысл жизни и реализовывать своё предназначение.
«Пока есть общее дело с людьми, пока мы чувствуем, что живем вместе, есть вера в жизнь, в ее ценность для нас и в нашу ценность для неё. Пока нас не разъединяют наши узенькие, самоуверенные понимания, мы вместе, мы в общем деле, и мы счастливы тем, что мы вместе!
Но вот он, наш роковой разъединитель, — смешной и жалкий в своей самоуверенности человечек с законченною определенностью во взглядах, с безапелляционной уверенностью в своих взглядах на мир, на встречаемых людей, на себя самого!
Ты скажешь мне, мой жалкий друг Вагнер [имеется в виду персонаж Гёте — подручный Фауста, «скучный, несносный, ограниченный школяр»], что против настойчивости в своих пониманиях невозможно восставать, самоутверждение и вера в себя — непременные условия успеха! <…> Но кто же, кто же тебе сказал, мой друг, что это в самом деле ценно, чтобы ты с твоими пониманиями имел успех?! Неужели за приземистыми очертаниями твоего успеха не видишь ты уже широты, красоты и важности жизни, превышающей все, что в тебе есть!» (А.А. Ухтомский, 1923 г.).
«… Мы все одно, как ни застилаемся друг от друга условными скорлупами, которые с годами становятся застарелыми и прочными, — но как только счастливый случай размягчит и разобьет скорлупу, просыпается все та же дорогая тяга по сродству между тем, что в одном лице, и тем, что в другом!
<…> Ведь каждый из нас — только всплеск волны в великом океане, несущем воды из великого прошлого в великое будущее! А бедствие индивидуализма и рационализма в том, что отдельная волна начинает мыслить себя исключительной мировой точкой, около которой вращается и прошлое, и настоящее, и будущее, и вращается так, как вздумается этой мировой точке.
Перестали в народе видеть живые лица и оттого сами потеряли лицо, а превратились в «индивидуальности», индивидуалистически мыслящие о мире и людях, чтобы самоудовлетворить свое мировоззрение.
<…> Да, события далекого прошлого через мгновение настоящего предопределяют события далекого будущего. Каждый из нас ненадолго всплескивается в этом великом море, чтобы передать предание прошлого преданию будущего. Хорошо, если мы сумеем быть чуткими к тому, что завещало нам в художестве, в музыке, в слове и в совести прошлое, чтобы со своей стороны мы сумели быть художниками своей жизни, дабы в свою очередь передать красивое, значащее, совестливое слово тем, кто пойдет после нас…» (А.А. Ухтомский, 1927 г.).
Двойник и Собеседник
В своих записях Ухтомский вводит понятия Двойник и Собеседник. Это своего рода «суперструктуры», сформированные из доминант.
Двойник – это наше «самозамкнутое, самоутверждающееся, самооправдывающееся Я». Для упрощения можно называть его Эго, но это спорно, поскольку разные специалисты порой вкладывают в этот термин различный смысл. Можно также сказать, что Двойник – это не наше истинное Я, а его «самозамкнутая» психофизическая часть (есть еще духовная часть). Двойник есть практически у всех – это, можно сказать, фаза духовной эволюции, только мало кто выходит из этой «личинки» и идёт дальше.
Двойник играет роль экрана, отделяющего нас как от реальности и других людей, заставляя видеть везде лишь свои отражения и проекции, так и от своего духовного Я. Такое состояние, при котором человек (сам этого обычно не сознавая) находится во власти своего Двойника, в христианстве называют гордыней. Это уже упомянутая выше эгоцентрическая позиция, которую иронично можно описать так: «Аз есмь пуп Земли и всё должно быть по моему усмотрению и хотению».
При этом, как уже говорилось ранее, человек теряет способность к приятию окружающего мира, да и самого себя, а также это ведёт к смыслоутрате со всеми вытекающими последствиями: тут и стремление к удовольствиям и власти как к «суррогатам смысла», и психосоматические заболевания, и разного рода зависимости, и добровольная «подстройка» под общепринятые стандарты массового оболванивания и т.д.
«И когда человек принял природу за мертвую и вполне податливую для его вожделений среду, в которой можно распоряжаться и блудить «sansgêne» сколько угодно, это лишь закрыло от человеческих глаз ту содержательную и обязывающую правду, которою живет действительность. Ослеп, оглушился человек своими страстями, они же его идолы! И, оглушившись ими, стал он им работен, поработился им, а они стали для него принудительными. <…> И тогда само собою двойник застилает для человека реального собеседника. Двойник становится как экран между человеком и его собеседником, подменяя последнего двойником». (А.А. Ухтомский, 1928 г).
«Когда люди осуждают других, то тем только обнаруживают своего же, таящегося в себе Двойника: грязному в мыслях все кажется заранее грязным; завистнику и тайному стяжателю чудятся и в других стяжатели; эгоист, именно потому, что он эгоист, объявляет всех принципиально эгоистами. Везде, где человек осуждает других, он исходит из своего Двойника, и осуждение есть, вместе с тем, и тайное очень тонкое, тем более ядовитое самооправдание, т. е. успокоение на себе и на своих точках зрения!» (А.А. Ухтомский, 1927 г).
Однако, помимо Двойника, существует и Собеседник. Он отличается от Двойника в первую очередь тем, что раскрыт окружающему, направлен не внутрь себя, а вовне. Сложно дать понятию Собеседника чёткое определение, но можно попытаться охарактеризовать его как комплекс «самораскрывающих» доминант, позволяющий человеку взаимодействовать с духовной частью своей личности, быть в ладу с собой и с миром, чувствовать смысл жизни и реализовывать своё предназначение.
«…собеседник — всякий встречаемый человек и всякое встречаемое бытие, которое открывается по содержанию именно таким, каким их человек себе заслужил: доброму — добрые, злому — злые, любящему — любящие, благорасположенному — благорасположенные».
«Самая живая, самая конкретная и наиболее непререкаемая действительность есть Собеседование и узнавание-построение своего Собеседника или по типу действительно самостоятельного Собеседника, которого я слушаю и в которого вдумываюсь, которого заранее приветствую, — или по типу Двойника, которого не терплю, ибо он — я сам в своей самости».
Выход за рамки привычного Я – от Двойника к Собеседнику
Австрийский психолог и психиатр Виктор Франкл (1905-1997), изучавший проблему смыслоутраты, придавал очень большое значение дерефлексии (устранению самозамыкания) и самотрансценденции, то есть выходу за рамки своего привычного Я — как основным условиям для нахождения смысла. Аналогичные идеи высказывает и Ухтомский, хотя делает это немного другими словами. Он пишет о переходе от Двойника к Собеседнику, о выходе из скорлупы «самозамкнутого Я», что в итоге позволяет увидеть в окружающих людях Лица, а не объекты, позволяет почувствовать смысл жизни и найти своё духовное Я.
«Только тогда, когда будут раскрыты уши для всех, нищета афинского чудака не помешает узнать в нем Сократа, из последнего оборванца будешь черпать крупицы любви и правды и для того, кого нарочито любишь, будешь действительно надежным и верным другом, открытым ему до прозрачности. Пока этого выхода от убийственного Двойника к живому собеседнику нет, нет возможности узнать и понять человека, каков он есть. А без этого выпадает все самое ценное в жизни!
Человек жалуется и стонет, что вокруг него нет смысла бытия, нет людей, все равно, как децеребрированная лягушка умирает от голода и жажды, будучи окружена пищей и водой: самые лучшие устремления человека вырождаются тогда во зло (самое объективное зло!), — наука в военно-химическую технологию, человеколюбивая доктрина в эксплуатацию природы и людей, а любовь в последнее неуважение к человеческому лицу и, фактически, в разврат».
«Освободиться от своего Двойника — вот необыкновенно трудная, но и необходимейшая задача человека! В этом переломе внутри себя человек впервые открывает «лица» помимо себя и вносит в свою деятельность и понимание совершенно новую категорию лица, которое «никогда не может быть средством для меня, но всегда должно быть моею целью». С этого момента и сам человек, встав на путь возделывания этой доминанты, впервые приобретает то, что можно в нем назвать лицом.
Вот, если хотите, подлинная диалектика: только переключивши себя и свою деятельность на других, человек впервые находит самого себя как лицо!» (А.А. Ухтомский, 1927 г).
Любовь
«Любовь сама по себе есть величайшее счастье изо всех доступных человеку, но сама по себе она не наслаждение, не удовольствие, не успокоение, а величайшее из обязательств человека, мобилизующее все его мировые задачи как существа посреди мира. Сама о себе любовь говорит: «Приближающийся ко мне приближается к огню; но тот, кто уходит от меня, не достоин жизни». Перифраз этого таков: я — огонь; приближающийся ко мне должен помнить, что может быть опален; но тот, кто, из страха быть опаленным, отдаляется от меня, утрачивает источник жизни.
Это древнеалександрийский текст, когда-то меня особенно поразивший лапидарным выражением величайшей правды о том, чем мы живем и чем жив человек. Истинная радость, и счастье, и смысл бытия для человека только в любви; но она страшна, ибо страшно обязывает, как никакая другая из сил мира, и из трусости пред её обязательствами, велящими умереть за любимых, люди придумывают себе приличные мотивы, чтоб отойти на покой, а любовь заменяют суррогатами, по возможности не обязывающими ни к чему.
Придумываются чудодейственные программы с расчетом на фокус, чтобы как-нибудь само собою далось человечеству то, что по существу достижимо лишь силами любви!» (А.А. Ухтомский, 1928 г).
Заключение
Одна из учениц Ухтомского – А.В. Казанская (Коперина) — сравнивая И.П. Павлова и Ухтомского, пишет: «Разница в мировоззрении этих двух ученых особенно ясна в их отношении к религии. Ведь И.П. Павлов был сыном священника и тоже получил религиозное воспитание. Как-то на одной из своих лекций И.П. Павлов сказал: «Религия — это наивысший из защитных условных рефлексов человека». В этом определении весь И.П. Павлов с его точностью и ясностью мысли. Алексей Алексеевич о религии однажды сказал: «Наука, или познание законов Мира и Истины, — это наилучшая и наивысшая форма служения Богу!» В этом тоже весь Алексей Алексеевич».
Надеюсь, что читатель открыл для себя новые грани личности А.А.Ухтомского и увидел в нём не только нейрофизиолога и автора учения о доминанте, но также и высоко нравственного человека с выдающимся умом и открытым сердцем, чьё научное, философское, психологическое и духовное наследие не утратило своей ценности и по сей день.
Литература:
Ухтомский А.А., Доминанта. – СПб.: Питер, 2002. – 448 с. (Серия «Психология-классика»)
http://seminar.msdm.ru/Home/006.htm
Бюллетень АТОП №14