Джоанна Ротте, кандидат наук и профессор театральных наук, актер и режиссер, взяла это интервью у М. Фельденкрайза в начале 1980-х годов в Амхерсте, штат Массачусетс. Оно было опубликовано в 1998 году в New Theatre Ouarterly.
«За несколько лет до того, как Моше умер в 1984 году, когда ему было уже за восемьдесят, я взяла интервью у Фельденкрайза на территории колледжа Хэмпшир в Амхерсте, где он проводил 9-недельную тренерскую программу по обучению своему методу… Когда я встретила его, его осанка и походка выглядели лишенными напряженности. Плечи были расслаблены. Походка как будто «подметала» пол, ноги были близко к полу. Выглядел он невысоким, но крепким. На ногах у него были черные, похожие на китайские, тканевые туфли. Он носил черные хлопчатобумажные брюки в стиле адептов боевых искусств и свободную белую, с индийскими мотивами, рубашку. Его вид отлично отображал его намерение: вернуть каждому человеку его человеческое достоинство.»
Я попросила его рассказать о его практике работы с разумом через тело: откуда этот акцент в использовании движения для перепрограммирования мозга?
Фельденкрайз: Каждый актер знает о первостепенности движения. Безусловно, важно, может ли человек ходить? Может ли он стоять самостоятельно? Может ли он сходить в туалет без посторонней помощи? Может ли она посмотреть вправо и влево? Может ли она слышать? Другими словами, как мы вообще можем представить жизнь без движения? Очевидно, это самая общая вещь и самая нужная способность для каждого человека. Человек, который совсем не движется, если он не дышит и у него нет сердцебиения, нет пищеварения и дефекации — безусловно, он мертв.
Ротте: Ваше учение адресовано обычным людям, оно направлено на увеличение или развитие его осознавания через движение. Но обычный человек уже может ходить и стоять и поворачиваться…
Фельденкрайз: О, это он так думает!
Ротте: Может не очень хорошо…
Фельденкрайз: Это не вопрос о том, насколько «хорошо». Меня не интересует, чтобы кто-то ходил хорошо. Меня интересует сам человек. Ко мне приходит человек и говорит: «У меня плохая осанка» или «У меня плохое дыхание». Люди приходят. Я никогда их не прошу. Я никогда никому не говорил: «У вас плохая осанка и ваши глаза косят, и у вас голова наклонена». Это не мое дело.
Обычный человек может думать, что осанка у него в порядке, но может все равно заниматься методом, может улучшить свое ощущение осанки. Ваше ощущение, вот и все. Ваша осанка должна стать такой, чтобы она у вас вызывала хорошие ощущения. Чувствуете ли вы, что ваше дыхание настолько хорошо, как бы вам хотелось? У вас хорошее зрение?
Ротте: Мое зрение не очень хорошее, но дыхание в порядке.
Фельденкрайз: Вот, я о том и говорю. Если вы спросите людей, они скажут: «У меня голос не совсем в порядке». Люди жалуются. Обычный человек жалуется. Если бы обычный человек чувствовал себя хорошо, он бы не занимался бегом трусцой. В Америке миллионы человек занимаются бегом трусцой. Почему они бегают?
Ротте: Чтобы чувствовать себя лучше.
Фельденкрайз: Потому что они чувствуют себя плохо. Они чувствуют, что они неуклюжие. И, между прочим, их бег трусцой тоже не очень хорош. Очень немногие бегают трусцой и улучшаются при этом. Так что бег трусцой под вопросом.
Вы идеально плаваете? Вы можете плыть как Марк Спитц? (9-кратный олимпийский чемпион по плаванию — прим. пер.)
Ротте: Нет.
Фельденкрайз: Почему нет? Вы обычный человек.
Ротте: Недостаточная тренированность.
Фельденкрайз: Только ли тренированность. Есть множество людей, которые занимаются плаванием, и никто не плавает, как Марк Спитц.
Ротте: Недостаточное желание.
Фельденкрайз: Обычный человек отказывается от попыток! Итак, обычный человек на самом деле — это самый интересный человек, потому что никто или почти никто из 4.5 миллиардов обычных людей не доволен своей жизнью. Но обычный мужчина или женщина слишком глупы, чтобы понять все свои проблемы. У них есть свои неприятности, и они либо продолжают держать их при себе либо идут на психотерапию. Или они читают книги о холистическом подходе к здоровью и пытаются сделать что-то сами или они ходят к практикам массы различных исцеляющих методов. Так что обычный человек в действительности понимает, что он живет не на максимум своих возможностей. Он чувствует, что он мог бы быть лучше. Так что вы видите: это не я хочу, чтобы обычный человек был лучше, чтобы у него была прямая осанка. Я не знаю, что для него значит прямая. Если я сделаю вашу осанку такой, как мне нравится, вам от нее будет ужасно. Я должен сделать вашу осанку такой, чтобы вы почувствовали, что вам нравится ваша осанка.
Ротте: Это то, что вы имеете в виду, когда говорите о правильном образе себя для каждого человека?
Фельденкрайз: Да, у каждого человека своя натура.
Ротте: И правильный образ не может прийти извне?
Фельденкрайз: Нет, не может. Потому что, если бы мог, тогда человек бы его нашел.
Ротте: Всегда ли будет определенный конфликт внутри человека между представлением общества, каким ему следует быть, и его личным правильным образом себя?
Фельденкрайз: В нашем обществе, в нашей культуре, это неизбежно. Но некоторые антропологи нашли совсем немного очень маленьких сообществ в мире, где это не так. У них нет больших проблем больших стран, где решения совсем не просты.
Ротте: Итак, ваш способ нахождения правильного образа себя для человека — через действие?
Фельденкрайз: Да, потому что без действия мы не можем знать, как бы мы хотели себя чувствовать.
Ротте: И вы учите, что одним из ключевых факторов потери правильного образа себя для человека является опыт боли.
Фельденкрайз: Да, большинство проблем у людей появляется через боль, будь это зубная боль, глазная боль, боль в шее, в ухе, в желудке.
Ротте: Или социальная боль? Или боль от одного из родителей?
Фельденкрайз: Да, эмоциональная боль глубоко травмирует ребенка, который потом, скажем, может потерять всю уверенность и не считать себя достойным стоять на собственных ногах.
Ротте: Но как узнать, когда у меня проявляется правильный образ себя?
Фельденкрайз: На самом деле, говорить слово «правильны»» неправильно. Понимаете? Знание этого само по себе уже помогает понять, что вам не будет дан набор правил, о том, как держать голову, как держать руки и ноги, и что выполняя их у вас будет все в порядке. Это было бы бредом, не так ли? Если я хочу помочь вам в том, чтобы ваш разум чувствовал себя хорошо, мне нужно привести вас в состояние, которое вам кажется правильным. Состояние, в котором вы будете, должно делать вас более эффективным человеком с более прямым выполнением ваших намерений. Вам нужно помочь попасть в состояние, когда у вас хорошая нервная система, и у вас нет необходимости знать о том, что у вас хорошая нервная система.
Например, если вы хотите меня хорошенько рассмотреть, вы смотрите на меня. В этот момент вам не нужно знать о том, что у вас есть нервная система. Вам нужно только сфокусироваться и «нажать кнопку» зрения. Но если другой человек хочет меня рассмотреть и у него тремор шеи, тогда он знает, что у него есть тремор и нервная система, и он пойдет к неврологу, чтобы найти что не так с его нервной системой. Другими словами, хорошо организованная нервная система это такая система, о существовании которой вы не знаете.
Нервная система, которая работает как здоровая, дает возможность делать то, что вы намереваетесь делать от внутреннего желания или в ответ на что-то происходящее снаружи вас, легко, удобно, с элегантностью, и чтобы вам не нужно было делать пять движений для выполнения одного действия. Моя цель — так обучить человека обращению с самим собой, чтобы он больше не находил у себя недостатков. Но если человек сидит вот так (сутулится вперед), и я ему буду в течение десяти лет говорить сидеть прямо, он не сможет этого сделать. Он не будет понимать, что я имею в виду.
Так как человек становится осознанным? Вы можете начать, просто вытянув руки вперед и посмотрев на их длину. Которая из них длиннее? Вы можете сказать: «Вот эта длиннее». Хотели бы вы сделать ее короче? Или можете ли вы сделать короткую длиннее? Если я поправлю положение вашей головы: смотрите, теперь короткая стала длиннее. Теперь я могу сказать: «Смотрите, если изменение положения вашей головы делает более короткую руку длиннее, может быть вы на самом деле держите голову всегда немного вбок, и поэтому рука на этой стороне длиннее?».
После этого вы обнаружите, что вы двигаете голову только в одну сторону, а другая сторона зажата и вообще не двигается. Как так получилось, если вы обычный здоровый человек? Где вы научились двигать голову только в одну сторону, но не в другую? И вы можете сказать: «У меня один глаз был лучше, чем другой». А я отвечу:«Да, действительно? Действительно ли дело в глазах? Давайте, закройте глаза и посмотрите». И вы обнаружите, что если вы двигаете глазами медленно в «зажатую» сторону, ваша зажатая шея начнет двигаться.
Теперь посмотрим, что сделает этот человек, если я скажу ему встать со стула. Смотрите, он встает, используя эту сторону, потому что он сидит на этой стороне. Он может встать только с этой ноги, только с этой стороны. Теперь я спрошу: «Как вы можете встать с другой стороны? Как бы вы это сделали?» Тогда он обнаружит, что пытаясь встать с другой стороны, он вообще не сидит на другом бедре. Потому что его голова наклонена или повернута. Он не знает, что я могу подсунуть книгу под ту сторону, на которую он не опирается, но я не могу просунуть книгу под тем бедром, на котором он сидит.
Другими словами, обычный человек с улицы приходит с небольшой проблемой — например, у него поднято вверх плечо. Когда вы присмотритесь ближе, то поймете, что для этого потребовалось, чтобы совершенно экстраординарная машина — человеческий мозг — из-за обстоятельств его детства, непонимания его учителей и родителей сделала из этого человека такое существо, которому легче быть косоглазым. Когда он понимает, что его осанка не в порядке, он внезапно понимает тот вред, который наносит самому себе.
Его осанка плоха, потому что он не осознавал того, как он стоит, сидит, ходит, держит себя. Он косоглазил от давнишней привычки.
Ротте: Скажем, к примеру, одна из сторон таза приподнята, так что противоположное плечо также поднято для достижения баланса..
Фельденкрайз: Да, по-другому не может быть.
Ротте: Значимо ли для вас, где начался дисбаланс, начался ли он в тазу или в плече?
Фельденкрайз: Он никогда не начинался в тазу или в плече. Он начался в мозге, где бы или что бы это ни было.
Ротте: То есть вас не интересует коррекция этой или другой части тела?
Фельденкрайз: Я не заинтересован в коррекции кого-либо или части кого-либо. Я вот что вам скажу [дотрагивается кончиком большого пальца до кончика мизинца той же руки]. Вы обнаружите, что вот это исключительно человеческое действие. Никакое животное не может этого сделать. Никакая обезьяна не может этого сделать, потому что большой палец обезьяны вот здесь сбоку. Теперь попытайтесь разделить мои пальцы. Если вы не можете дотронуться пальцами и держать их вместе, вы точно не используете все ваши человеческие возможности, вашу способность приводить намерение в действие. Если вы сходите в психиатрическую больницу и найдете людей с тяжелой степенью шизофрении, то обнаружите, что очень немногие из них могут так держать пальцы вместе. Те, кто могут, это люди, у которых есть способность намереваться и делать, что значит, действовать нормально. Если я хочу встать, я встаю. Но если кто-то хочет встать и это занимает у него полчаса, то это какая нервная система?
Ротте: Слабая.
Фельденкрайз: Обычный человек использует десять процентов своих возможностей.
Ротте: Считаете ли вы диету одним из факторов, влияющих на развитие осознавания человека?
Фельденкрайз: Безусловно. Если вы принимаете яд, это оказывает влияние.
Ротте: Является ли яд различным для различных людей?
Фельденкрайз: Есть яды, которые убьют любого — несколько капель цианида сделают так. Но диета конечно влияет.
Ротте: Количество? Качество?
Фельденкрайз: И то, и другое. Количество, безусловно. Качество, безусловно. Попробуйте питаться гнилыми помидорами в течение недели и вы поймете, что качество имеет значение.
Ротте: В Китае есть поговорка, что в момент рождения уже слишком поздно начинать образование ребенка.
Фельденкрайз: Это, конечно, правда. Потому что когда дети приходят в этот мир они уже могут слышать. Через несколько часов или дней они уже могут видеть. Они уже могут потеть и кричать. Где они этому научились? Они научились этому в утробе. Иначе как ребенок мог дышать, когда он выходил? Он в жидкости. Он выходит и затем при первом контакте с воздухом он делает первичный крик и выдыхает и вбирает воздух. Конечно, он уже тренировался, чтобы сделать это.
На самом деле мы теперь знаем, что дети действительно вбирают в легкие какую-то амниотическую жидкость и срыгивают ее. Когда они выходят, вода выплевывается, затем воздух входит, и это начинает дыхание. Легкие научились эластичности, все было сформировано, уже есть гемоглобин и кровь циркулирует, впитывая кислород и выделяя углекислый газ.
Ротте: А как насчет артистического осознавания или сознания? Как оно формируется?
Фельденкрайз: Вам наверняка известно, что евнухи хорошо пели хором, сильными высокими голосами. Сопрано. И их музыкальные композиции были собственностью Ватикана и никогда не публиковались. И никто не знал их музыки. Но мы знаем, что Лист был в Ватикане и услышал их, затем вернулся домой и записал их музыку. Говорят, что Моцарт мог сделать также. Так что некоторые люди могут услышать длинный продолжительный гимн или службу, или композицию, а затем прийти домой и записать его в музыкальной нотации. Но многие люди не могут даже запомнить мелодию или только «дада-дада» из всей Девятой симфонии.
Но было экстраординарное музыкальное осознавание Бетховена, который мог писать музыку, будучи глухим. Конечно, сознание, осознавание и быть бодрствующим — это три разные вещи.
Ротте: Как талант проявляется в этом? Считаете ли вы талант доказательством врожденной предрасположенности или развитой способности?
Фельденкрайз: Если вы можете раскрыть талант в возрасте трех дней и сказать мне, что вот этот ребенок будет генералом, а этот будет математиком, тогда я буду знать, что такое талант. Мы говорим о таланте, когда он уже есть, но не до тех пор. Никто не мог сказать пятьдесят или двадцать лет назад, что я буду давать уроки Осознавания через движение или читать лекции. Так что, есть ли в этом талант? Что мы под этим понимаем? Кто-то талантливый музыкант. В какой момент он стал талантливым музыкантом?
Я не уверен насчет момента. Простое тяготение к музыке всегда должно при этом присутствовать. Талантливый музыкант сначала должен быть притянут к музыке, как форме выражения. Он должен полюбить музыку и почувствовать себя комфортно с ней, а также то, что он может развить способности к ней.
Ротте: Когда человек открывает это?
Фельденкрайз: Когда талант называется талантом? По-видимому это будет признание, исходящее извне. Кто-то знающий видит талант и называет его таким.
Ротте: Может ли талант быть уничтожен?
Фельденкрайз: Наверное, не совсем. Талант — это слово, которое взрослые люди нашли, чтобы описать качество, когда оно уже есть и все знают, что оно есть. Так что талант — это не врожденная вещь.
Ротте: Утверждаете ли вы, что талант зависит от того, что доступно в окружении ребенка?
Фельденкрайз: Это не врожденная вещь. Единственная врожденная вещь — это ткани и мозг, способный к обучению. Талант прививается. Вы не можете быть талантливым пианистом без десяти или двадцати лет игры на пианино. Можно только сказать, что для того, чтобы быть талантливым в чем-то, вы должны быть заинтересованы в этом. Потому что если вы не заинтересованы в музыке, у вас не будет терпения или времени, чтобы практиковаться по десять часов каждый день, как делают многие талантливые пианисты.
Ротте: Вероятна ли такая ситуация, что кто-либо вырос в отсталой стране без музыкальных инструментов и в возрасте 16 лет появился в обществе и стал искать пианино? Или вы считаете, что для того, чтобы человек стал музыкантом, в доме уже должно быть пианино, когда ребенок растет?
Фельденкрайз: Если кто-то не выучил китайский до 16 лет, он не выучит его, если только он не будет жить в Китае или ему не понадобится выучить этот язык. То же самое с пианино. Если эскимос, рожденный в иглу и никогда не слышавший и не видевший пианино, в возрасте 16 лет окажется в Джуллиардской музыкальной школе, никакой учитель там не возьмется его обучать. Учитель будет считать, что это потеря времени. И зачем эскимосу играть на пианино?
Ротте: А если бы ребенку было семь лет, имело бы это значение?
Фельденкрайз: Нет. Для эскимоса попасть в Джуллиард уже слишком поздно. Если ребенок-эскимос попадет в Джуллиард и увидит, как все эти люди играют на скрипках, другие на духовых инструментах, кто-то на барабанах, он просто начнет сходить с ума. Он убежит оттуда и будет считать, что все эти люди сумасшедшие.
Тем не менее он может быть очень музыкальным. Он может замечать движение белого медведя на льду, которое никто из Джуллиарда никогда не заметил бы. Он не назывался бы талантливым музыкантом, но если бы он родился здесь, он мог бы быть музыкантом.
И между прочим, если вы поразмыслите об этом немного, разве талантливый музыкант не должен где-то внутри иметь желание быть услышанным публикой? И почему талантливый музыкант нуждается в публике? Почему он не может играть на пианино, пойти на берег моря и играть там для себя?
Ротте: Ему требуется выступать. Он хочет контакта с публикой.
Фельденкрайз: Таланливый пианист должен иметь аудиторию, которая может понять этого талантливого пианиста. В противном случае он не мог бы поддерживать способность практиковаться в течение 10 лет. Ради чего? И кто бы делал пианино, если бы не было публики, заинтересованной в том, чтобы слушать пианино. Когда кто-то может играть так, что публике интересно, тогда у него есть потенциал развиться в гения и получать много денег и так далее. Пианисту это нужно.
Ротте: И ему нужна аудитория.
Фельденкрайз: У ребенка-эскимоса нет этого чувства необходимости понимания публикой. Он бы не понял, что вы хотите от него с этим пианино, зачем он должен пытать себя по 10 часов в день — если только вы не представите его публике и не дадите ему образование и не сделаете из него западного ребенка. В 7 лет уже слишком поздно. Вам придется привести множество психиатров и они не будут знать, что делать с ребенком.
Ротте: Что вы думаете о индуистской концепции кармы, о том, что предыдущая жизнь влияет на то, кем становится человек в этой жизни?
Фельденкрайз: Я не верю в это. Я не имею дела с вещами, которых я не знаю. Я не занимаюсь вещами, которые невозможно знать; для которых у меня нет способов познания. Я знаю столько же, сколько и вы, о тех вещах, которые невозможно познать. Я знаю столько же, сколько и люди, которые заявляют, что они знают, но и они также не знают.
Ротте: Какова роль наследственности?
Фельденкрайз: Наследственность может быть достаточно хорошо выражена. Наследственность означает, что если вы были рождены в Японии у коренных жителей этой страны, то ваши глаза японские.
Ротте: Вы имеете в виду, что наследственность только физиологическая?
Фельденкрайз: Не только физиологическая. Ткани мозга также задействованы. Есть качество мозга: то, каким образом он может обучаться, как много он может обучаться, какого рода у него память. Это все наследственное.
Ротте: Какую роль играют родители в том, кем становится ребенок?
Фельденкрайз: Что я могу сказать? Если бы у нас не было родителей, у нас все было бы нормально. Но если подумать об этом, большинство родителей в действительности лучше, чем их отсутствие. У них есть две или три безумные вещи, которые они делают со своими детьми, вещи, которые они делают неправильно. И обычно они не делают их намеренно. Они сами вероятно немного «того», кто-то их до этого испортил.
Как много неправильных вещей может мать сделать для ребенка? Или сказать ребенку? «Будь осторожен» или «Не делай этого, дурак» или еще что-то. У нее может быть 15 ошибок в поведении. Но знаете ли вы, чего требует вырастить ребенка до 20 лет? Сколько у нее было бессонных ночей с этим ребенком, с его зубами, диареей, детскими болезнями? И она смогла его отправить в школу и одевать. Даже если у вас плохие родители, их недостатки — это один процент от того, что они делают хорошего. Но этот один процент подобен тому, как если засыпать чайную ложку песка в Роллс-Ройс. Чайная ложка песка может испортить Роллс-Ройс. Вот так и с родителями.